Госпожа де Сов сосватала королю невесту, Луизу, дочь графа де Водемон, из дома Лотарингского, на которой Генрих женился 15 февраля 1575 года; женатый, он ухаживал за падчерицей вдовы президента Буланкура, девицей Бюсси, но ни жена, ни эта девица не пользовались такой неограниченной нежностью короля, как его милейшие красавчики. Все они занимали знатнейшие должности, при совершенной бездарности и гнусной изнеженности; безнаказанно бесчинствовали в Париже, бесчестили женщин и девиц, убивали на дуэлях мужей, отцов и сами, будуарные опричники, оканчивали жизнь или на поединках, бывших тогда в большой моде, или, еще того хуже, под ножами тайных убийц!
Ослабляя Францию внутренними междоусобиями, Филипп II тайно надеялся присоединить ее к своей державе. Папа римский проникал в эти замыслы, но тайно противодействовал видам испанского деспота, покровительствуя партии Генриха Гиза. Маскируя свои настоящие намерения усердным служением церкви, Генрих с 1576 года с помощью преданных своих со-общников начал образовывать в разных областях Франции тайные общества защитников като-лицизма, сосредоточив в Париже главное над ними начальство, под именем центрального коми-тета. При содействии приходских священников, своими проповедями разжигавших фанатизм, Лига возрастала неимоверно, и таким образом Гиз опутал всю Францию. Он весьма верно рас-считывал, что, встав во главе религиозного движения, может без всякого труда свергнуть Генриха III и занять его место. Благодаря бумагам, найденным у курьера, умершего в Лионе на пути в Рим, куда он ехал по приказанию Гиза, король узнал о существовании Лиги и догадался о настоящих намерениях своего противника. По совещании с Катериной Медичи, Генрих III, именным указом подтвердив и одобрив существование Лиги, объявил себя ее главой, то есть сам же стал во главе заговорщиков, умышлявших его низвержение. На это обстоятельство ему указал президент де Ту /de Thou/, но к сожалению поздно. Народ и все сословия охладели к Священному союзу, лишь только король объявил себя его соучастником… Безымянные письма, пасквили, памфлеты и карикатуры градом посыпались на Генриха III, и он, думая совершить подвиг, сделал промах, ничем не поправимый. Признавая короля главой Лиги – в ее религиозном смысле – и великодушно предоставляя ему борьбу с гугенотами; Гиз, деятельнее, но и секретнее прежнего, занялся вербовкой приверженцев и распространением заговора. В Париже, вместо прежнего центрального комитета, был учрежден Совет шестнадцати, сообразно числу частей города. Для руководства заговорщиками в Париж прибыл брат Гиза, герцог Майенский, и объявил, что пора приступить к действиям. На первый случай было решено захватить короля в Лувре и, заточив его в монастырь, объявить королем Генриха Гиза. Как бы в ответ на это намерение, король усилил свою дворцовую стражу и принял решительные меры к отражению мятежников. Герцог Майенский, призванный к ответу, оправдался, сказав, что воинские приготовления жителей имеют одну цель – истребление гугенотов, но что на свободу короля никто не осмеливается покушаться… После этого несколько раз лигеры составляли заговоры к овладению Генрихом III – и каждый раз планы их рушились благодаря доносам Николя Пулена, одного из членов тайного Совета. Видя, что главными агитаторами были приходские священники, король 2 сентября 1587 года приказал их арестовать, но прихожане с оружием в руках решились защищать своих отцов духовных. Испуганный Генрих объявил им прощение, на которое никто не обратил внимания, так как он не смел поступить иначе. Он приказал сестре Гиза, госпоже Монпансье, в 24 часа выехать из Парижа, а она смеясь разъезжала по городу, показывая знакомым позолоченные ножницы, которыми грозилась постричь Генриха Валуа в монахи. Король или, как его тогда называл народ, Генрих Валуа сидел ни жив, ни мертв в Лувре, окруженный телохранителями, боясь показаться народу. Герцог Гиз написал ему весьма любезное письмо, предлагая свое содействие к усмирению мятежа… Еще не окончательно одурелый от страха, король понял, что прибытие Гиза в мятежную столицу будет искрой, которая подожжет этот подкоп, подведенный под его трон, и потому отвечал герцогу запрещением въезжать в Париж. Как будто издеваясь над королем, Гиз прибыл в Париж 9 мая 1588 года и, восторженно встреченный народом, явился во дворец к Катерине Медичи. Дряхлая злодейка взялась за роль примирительницы и представила Гиза своему сыну.
Встреча соперников была самая комическая. Король, бледный, дрожащий всем телом, за-дыхался, шипел, как придавленная змея, а Гиз с коварной улыбкой уверял его в своей верности и совершенной преданности. Это свидание, равно и другое на следующий день, не привели ни к какому результату, а только подтвердили Генриху III, что Гиз не ставит его ни в грош, и что ко-рона королевская не сегодня так завтра перейдет с больной головы на здоровую. Во избежание этого позора Генрих Валуа приказал вступить в Париж всем войскам, расположенным в окрест-ностях столицы… Воинов королевских народ встретил бранью, камнями, выстрелами и перего-родил им улицы завалами, или баррикадами. Этот день, 12 мая 1588 года, известен в историй под именем дня баррикад /JournBe des barricades/.
Не принимая личного участия в бунте, Гиз явился к королю с любезным предложением своих услуг для устранения мятежников. Он же, столкнувший Генриха III в яму, радушно пода-вал ему руку, чтобы его из нее вытащить. Не давая согласия, а просто повинуясь своему злодею, король вместе с ним явился народу, и оба Генриха верхом проехали по городу. Мятеж мгновенно утих, но поднялась новая буря – восторженных кликов, которыми народ встретил своего возлюбленного Гиза:
– Ура герцогу! Да здравствует защитник церкви! Виват, отец наш, славный Гиз! – ревели сотни тысяч голосов.
Любезно откланявшись народу, виновник торжества говорил теснившимся на пути граж-данам:
– Довольно, довольно для меня… Крикните же, наконец, что-нибудь и королю…
Но охотников кричать виват Генриху Валуа оказалось немного, да и те были из его при-дворной прислуги.
Униженный, раздавленный Генрих III проглотил обиду, возвратился в Тюильри и на дру-гой же день давай Бог ноги – ускакал из Парижа в Шартр. Это бегство, весьма основательно по-казавшееся Гизу опаснее присутствия короля, испортило все дело. Тщетно Катерина Медичи, теперь взявшая сторону Гиза, писала Генриху III, умоляя его возвратиться; тщетно парламент отправил к нему депутацию. Брат красавчика Жуайеза, для умягчения короля, прибегнул к сред-ству, которое может служить доказательством, как тогда во Франции кощунствовали над рели-гией, ее обрядами и священнейшими предметами поклонения. Брат Жуайеза, монах-капуцин, выбрав тридцать пять товарищей, отправился с ними процессией в Шартр.